Фанфики

Если есть какие-то вопросы по поводу сюжетных недопониманий, обращайтесь в раздел общения... все поясню.

«Цветы Сумрака»

С момента трагической гибели Айоне прошло 4 года.
Дорога ... опять дорога ...
Впрочем, назвать нормальной дорогой испещренную траншеями канаву, по которой сейчас приходилось ползти Араю, просто язык не поворачивался. Грязь, образовавшаяся после недавних ливней, оставила от некогда пыльного тракта одно лишь название. Исходя из предварительных расчетов, до места назначения оставалось всего ничего. Пятнадцать лиг по заданному маршруту от города Фуко, где Ворон прочитал объявление на заключение контракта, уже были пройдены.
«И довелось же тащиться черт знает куда...», - только было начал возмущаться Карасу, как немедленно одернул себя: плата за успешное выполнение задания составляла 4500 рё, можно и потерпеть. По обе стороны от тракта потянулись рисовые поля. «Наконец ... добрался», - только появившаяся ободряющая мысль тут же сменилась беспокойством. «А вдруг меня уже кто-то опередил и забрал заказ?». Смущенный собственными догадками, Ворон приближался к поселку.
Перед его взором открылась небольшая уютная деревенька. Нужный дом находился на центральной улице, куда без промедления и направил стопы путник. Отыскать жилище заказчика не составило труда. Подойдя к двери, Арай вежливо постучал и стал дожидаться ответа. Спустя пару минут его так и не последовало. Постучав еще раз, уже более настойчиво, и вновь не услышав никакой реакции, Ворон повернулся ко входу спиной и огляделся. «Спокойно здесь ... даже слишком спокойно», - подумал он, наблюдая за окружающей обстановкой. Совсем уж безлюдным это место тоже не было: лохматый пес, роющийся в мусорных отходах, трактирщик, отчаянно пытающийся поправить вывеску над своим заведением, обычный прохожий, спешащий по одному ему известным делам. Внезапно Арай услышал шаркающие шаги и звук отпирающего засова, обернулся.
- Добрый день, молодой человек, с чем пожаловали? - с порога его встречал порядком поседевший мужчина, безумный взгляд которого выдавал в нем ученого. Одет он был в светлый поношенный халат желтого цвета, рукава «по-рабочему подкочены» до локтей, на морщинистом лбу поднятые с глаз широкие очки на резинке. - Если вы по поводу тех вчерашних ... - хозяин дома немного помедлил и продолжил, - экспериментов, - он с трудом выдавил из себя неловкую улыбку.
- Я относительно Вашего объявления, - резко оборвал Арай.
- А, - растягивая, произнес тот в ответ, - Вы насчет этого. А то я уже начал было волноваться ... но неважно, проходите в дом, ознакомитесь с контрактом, - он пошире отворил дверь, жестом приглашая гостя войти внутрь. - Прошу, пройдемте за мной.
Шиноби ничего не оставалось, как проследовать за хозяином. Миновав скромную гостиную, они вошли в кабинет. Арая удивило убранство комнаты: все предметы строго соответствовали отведенным им местам, пыль отсутствовала, книги были сложены аккуратными стопками на полках и столе. Раньше Ворон думал, что у деятелей науки просто не находится времени на слежение за порядком. Пока он глазел по сторонам, старик тем временем устроился на рабочее место, присев в кресло у письменного стола. Бормоча что-то себе под нос и проверяя подряд все выдвижные ящички, он достал из правого нижнего сверток и протянул со словами:
- Вот, взгляните ... и не позволите ли поинтересоваться Вашим именем?
- Арай, Карасу Арай, - последовал равнодушный ответ. Ворон развернул бумагу и, якобы не замечая сгорающего от любопытства при виде «стальной перчатки» ученого, ознакомился с условиями:

Классификация сложности: миссия ранга А
Заказчик: Маори Тоя (алхимик)
Оплата за выполнение: 4500 рё
Ограничения по времени: нет
Требования: поиск и доставка ингредиентов (остальные детали задания обсуждаются непосредственно с заказчиком на месте заключения договора).

Отложив листок в сторону и поймав на себе взгляд ученого, Арай все тем же холодным отстраненным тоном поинтересовался:
- Что конкретно и где предстоит мне найти? - голос звучал ровно, не выдавая внутреннего нетерпения Ворона поскорее узнать суть дела. - И еще… по поводу оплаты. Я, конечно, не намерен препираться из-за каких-то пары сотен монет, но обычно за категорию «А» мне предлагали не менее 5000 рё, - заключил он. Алхимик нахмурился, положил руки на стол и подался вперед.
- Вы получите требуемую сумму, - сказал Маори, тут же поднятой ладонью остановив пытающегося возразить Арая, и добавил, - теперь извольте узнать о моем поручении в целом и некоторых нюансах, с ним связанных, - легкий кивок собеседника послужил согласием. - Карасу-сан, вы когда-нибудь слышали о Цветах Сумрака?

- Нет, - шиноби отрицательно покачал головой. Старик поднялся с места и уверенным шагом направился к стеллажу с литературой. Ловким движением он достал с полки толстый фолиант в черном переплете с золотистым обрамлением. Произвольно раскрыв его и отлистав пару страниц назад, ученый подал книгу Ворону. Тот, в свою очередь, принялся разглядывать рисунок вышеуказанного растения и слушать объяснения господина Тоя.
- По известной в этих краях легенде принято считать, что данный цветок мог произрастать лишь на местах массовых ожесточенных сражений. Впрочем, они не были редкостью, особенно в период Великой Войны ниндзя. Как известно еще с давних времен, ничто и никуда не исчезает бесследно. То же самое правило можно отнести к чакре убиенных ниндзя. Тело, будто сосуд этой духовной жизненной силы, даже после смерти сохраняет некоторый ее остаток, остальная же рассеивается в виде свободной энергии. Научный факт, опираясь на который и возник слух о Цветах Сумрака, переросший со временем в целую легенду. Гласит она следующее: семя любого типа флоры, во время полнолуния попавшее в грунт, насквозь пропитанной кровью шиноби, становится вместилищем их душ навеки вечные. Понимаете? Зерно, поддавшись своего рода мутациям на генном уровне, поглощает те самые остатки чакры, о которых я упоминал ранее. Цветок Сумрака, поросший из него, - своеобразный аккумулятор, резервуар чакры.
- И зачем же он Вам понадобился? - прервал Арай увлекшегося алхимика. - Притом, хочу заметить, Вы сказали, что его существование не более, чем легенда, а меня, знаете ли, мало интересуют игры в сказки…
- О реальности цветка я могу поручиться. Находясь в Фуко, я старательно исследовал местную библиотеку. Там удалось откопать интересные сведения: оказывается, подобный Цветок уже находили, спустя несколько лет после нападения Девятихвостого Демона-Лиса на Коноху. Но нашедший его умник лишь испортил образец. Также я собрал информацию по поводу предположительного местоположения других и выяснил, что один может находиться именно в Горах Откровения, к северу от этой деревни. Что же касается меня, я - алхимик, создатель уникальных зелий. Цветок Сумрака - основополагающий ингредиент моего следующего рецепта. Его цель - способствие росту запасов чакры, объем которой станет увеличиваться в десятки, а то и в сотни раз!
«У сумасшедших людей и мысли такие же сумасшедшие», - думал Арай, покидая дом. Он для себя достаточно узнал, выяснил место исполнения миссии и спешил к обозначенным горам. Времени имелось предостаточно, но он намеревался закончить это дело поскорей... как вдруг услышал в спину:
- Совсем забыл! Ведь я кое-что Вам так и не... - запнулся Маори при виде удаляющегося парня. Тот, не поворачиваясь, поднял руку, покачивая ладонью на прощание. - У цветка уже есть владелец..., - произнес он гораздо тише.
Спустя несколько часов Ворон достиг подножия гор, устроив привал в укромном лесистом уголке. Близился вечер. Много тратится на отдых не пришлось. Собравшегося продолжить следование путника отвлек шорох, доносящийся из зарослей к юго-востоку. «Зверье? - предположил Арай, тем не менее, не пренебрегая возможностью ощупать территорию Шинтерганом. В округе царила относительная безмятежность, а вот от беспокойного места к сознанию бурным потоком потекли чужие эмоции: агрессивная увлеченность, внешнее волнение и возмущение, постепенно переходящее в дикую ярость, граничащую с потерей самообладания. - Пожалуй, нет. Животные не способны испытывать подобных последовательных перемен психологического состояния», - напрашивающийся сам собой до этого вывод о человеке тоже отпадал. Пристегнув сумку к поясу, шиноби отправился на разведку, стараясь не наступать на опавшие ветки, чтобы не поднимать шума. Выбрал встречное направление ветра и, управляя его потоками, создал искажение собственного силуэта. На всякий случай запах тоже был нейтрализован. Скользнув вперед Шинтерганом, он с горечью осознал, что подобные ухищрения относительно скрытности остались бесполезны: его давно заметили. Неизвестный приближался, расстояние - максимум сто шагов. Арай отошел в сторону от его предположительного маршрута и затаился за деревом, концентрируя чакру для подготовленной техники. Через несколько секунд тело Ворона благополучно растворилось в воздухе, а ствол дуба, за которым он прятался, разнесло в щепки от мощного удара. «Вовремя, - мелькнула в голове мысль. - Великая Тьма, что же это могло быть?» Облако пыли, возникшее после стремительной атаки, стало оседать, улучшая видимость. Экономя силы, Ворон материализовался на ветке в десятке шагов от места нападения. Томительное ожидание, отмеряемое ударами сердца, далось очень тяжело. Правда, еще тяжелее было осознать, кем являлся таинственный враг.

Коней первой части.

*аплодисменты*
браво, кемпачи-сан ^__^ мне очень понравилось,ага)) ждем-с продолжения ^^

Иноуэ Орихиме
Хех, спасибо, в скором времени допишу)

Было начало июня. Наш горячо знакомый дед Петро, вместе з кумом Иваном, дедом Панасом и тестем Чингачкуком решили пойти на охоту, потому шо теща Богодасысра, поколеченого на свадьбе, захотела деликатесов.
У деда Петра был запас самогонки и самопалов, а также капканы для медведей. В свою очередь кум Иван имел одну килограммовую пачку кокаина. Тесть Чингачкук прихватил с собой бешеную псину, у которой не было одного глаза, уха, верхней челюсти, левой задней и правой передней лап, без хвоста, по кличке Счастливчик. А у деда Панаса была одна лимонка и дюжина фугасов, и наша отечественная ППШ.
И вот они вышли из села Простоквашино. Двинулись к ближайшему лесу, в котором водились медведи, лисицы, зайцы, волки, кабаны, ежики, скунсы и много другой блохастой живности.
Дед Панас, увидав зайца, крикнул: «Мочи скунса!». Прозвучало три выстрела. Дед Панас с прошибленной головой упал на зайца. Кум Иван подумал, что заяц еще жив и кинул под деда Панаса один фугас.
Дед Панас, взлетев очень высоко, упал на скунса, который решил было расслабиться. Прозвучал еще один взрыв, в результате которого 5 га леса остались без зелени, а также село Васильевка пропахло угарным газом.
Пришедшие на помощь к деду Панасу, троица была вся в крови и кролячей шерсти. Тесть Чингачкук шел медленно, потому что в ноге торчала рука деда Панаса.
Дед Петро и кум Иван решили, шо надо передохнуть и выбрали полянку, на которой со времен войны сохранились мины-растяжки. Посреди поляны виднелись останки деда Панаса. Кум Иван пошел на разведку. Дед Петро в целях самообороны поставил вряд капканы, забыв, шо тесть Чингачкук плетется медленно сзади. Дед Петро стал на шухер и вдруг услышал душераздирающий крик тестя. Оказуеться, что тесть Чингачкук бежал от стаи ежиков, волков, кабанов. Выяснилось, шо бутыль самогонки и килограмм кокаина потерялись по дороге, а звери нашли все это, выпили и съели. Теперь пьяные звери стали искать, чем закусить.
Наступив на капкан, упав на растяжку, тесть подорвался, и Счастливчик решил пообедать хозяином. А тем временем кум Иван приближался к деду Панасу, и увидел что-то черное. Раздался выстрел. Оказалось, что это был отрезок канализационной трубы. Оказавшись по уши в фекалиях, кум очень обрадовался, потому как нашел своего плюшевого мишку, которого потерял еще в детстве.
Дед Петро увидел медведя, который грыз его руку. Слава Богу, шо в руке был самопал, и вскоре мозги медведя украшали полянку. И туша, упавшая на деда Петра, отдавила то, шо доказывало его пролетарское происхождение. В то время кум Иван вылез из фекалий и начал искать там деда Панаса.
В результате этой охоты дед Панас лишился руки, ноги, уха и языка. Дед Петро вернулся домой обиженным. Тесть Чингачкук не собрал всех своих костей. Кум Иван вернулся счастливым, но не подозревал, что за его штанину прицепилась проволока, на которой болтались гранаты со всего поля.

Знаю, с виду выглядит глупо, но представте, если бы это читал какой нибудь пародист, я имею ввиду рассказывал. Например Игорь Моменко.

=___=
но я все равно ржал XDDD

Понравится - поделюсь остальным.

Название: На моей стороне
Автор: Айон Ран (Широсаки Хичиго)
Бета: Кисо (Абарай Ренджи)
Рейтинг: G
Пара(персонажи): Кира Изуру, Ичимару Гин
Жанр: сонгфик
Дисклеймер: мне принадлежит только воображение.
В фанфике использован текст песни Кошки Сашки "На моей стороне"





Этот мир перевернулся в одно мгновение.
Иногда Кира задумывался над тем, в какой момент надломилась привычная реальность, выплёскивая через разорванное небо неуправляемую, отчаянную тьму. Ему всё ещё не хотелось верить в произошедшее, но – опустевший капитанский стол, закатившаяся под кресло треснувшая чашка...
Изуру мог в точности вспомнить их последний разговор – ведь насколько пафосно внезапным не был уход капитанов-предателей, им всё же пришлось вернуться. Один-единственный раз, приуроченный к атаке Меносов. И, словно чувствуя его присутствие, его реяцу, вместо того, чтобы координировать работу отряда, оказавшегося пусть не на передовой, но всё же затронутого атакой, Кира-фукутайчо сломя голову нёсся к казармам отряда, сорвавшись в лишившее дыхания шунпо, словно по пятам его преследовала смерть. Нет, просто боясь, что Он – исчезнет и никогда уже не ответит на вопросы отчаявшегося лейтенанта.
Не заботясь об осторожности, Изуру вбежал тогда в кабинет тайчо и замер, привыкая к полумраку – там, снаружи, всё полыхало от вспышек кидо, но тут были лишь плотно закрытые окна, впрочем, всполохов из-за спины, из распахнутых дверей, хватало, чтобы разглядеть худощавую фигуру, застывшую в кресле, подобно призраку – некогда роскошное, ничем не запятнанное белое хаори сейчас было покрыто тёмной пылью и, кажется, кое-где даже кровью. Лишь только улыбка Ичимару Гина, казалось, была неизменно пустой. Нет. Сейчас она была усталой.
- Здравствуй, Изуру… - «Ikkorose, Shinso» звучит точно также, даже более нежно, но Кира давно уже привык к этому.
- Будете чай, тайчо? – привычно спросил лейтенант, едва не роняя от усталости занпакто из мигом ослабевших пальцев.
Казалось, Ичимару даже удивился – так он выпрямился в кресле, следя за Изуру одними глазами.
А юноша медленно двигался по кабинету, ставя воду кипятиться, доставая из шкафчика чашки и чайник, заваривая ароматный напиток, который Гин любил пить дождливыми вечерами. И пускай сейчас была душная летняя ночь, пусть воздух за стенами кабинета звенел от криков и взрывов…это потом Кира не простит себе происходящего, но сейчас он просто хотел получить ответы на свои вопросы, а для этого всё должно быть как всегда. Для этого нужен чай в небольших глиняных чашечках, подаренных когда-то Укитаке-тайчо по какому-то поводу, не отложившемуся в памяти лейтенанта.
Сегодня он осмеливается без позволения сесть напротив своего капитана и разлить по чашкам горячий чай, глядя поверх поднимающегося белёсого пара в алые даже в темное глаза.
- Тайчо, зачем вам это было надо? – сегодня стираются грани, смываемые кровью тех, кто не доживёт до утра. Смерти десятков шинигами – цена того, что состоится этот разговор. Но, даже зная это, Кира всё равно продолжает смотреть в глаза истинного Бога Смерти, что замер напротив него. Он ещё успеет пожалеть обо всём. Позже.
- Айзену… - задумчиво отзывается Ичимару, опуская вежливые суффиксы, - Айзену было скучно. И я решил, что капитану надо помочь.
«Он был лейтенантом Айзена…» - приходит внезапное воспоминание. То, о чём Изуру успел давно забыть.
- Вы…вы любили его, тайчо? – испуганный собственной наглостью, спрашивает Кира, делая глоток обжигающего чая, не чувствуя, как опаляется им горло, как организм желает закашляться. Лейтенант ожидает ответа.
Наградой за начало беседы ему служит удивление, скользнувшее в алой вспышке взгляда. Или ему просто почудилось – через неплотно прикрытую дверь всё ещё видны всполохи боя.
- Что такое любовь, Изуру? – он чеканит слова, выхолаживая сердце. Он почти насмехается, но – скорее над собой. Хотя и над Кирой – над наивным мальчиком Кирой, который завтра уже не будет таковым. Завтра, когда он будет читать отчёты о потерях отряда. Завтра его волосы из золотисто-солнечных станут почти что седыми. Уже завтра придёт приказ о назначении юноши на пост капитана третьего отряда. Уже завтра, до которого ещё надо бы дожить…
Кира не знает, что ответить. Он замирает, почти копируя позу капитана. Он ищет слова, но против света, что бьёт из-за двери, не видно, как чуть шевелятся его губы.
- Любить… - внезапно его голос крепнет, - любить, тайчо, это быть на стороне любимого!
По тонким губам Ичимару проскальзывает улыбка и тут же исчезает, смытая словами.
- Тогда, Изуру, будь на моей стороне…
Не «люблю тебя» и не «люби меня», просто «будь на моей стороне». То, что было необходимо готовому сломаться лейтенанту.
- Хорошо, Ичимару-тайчо…
- Вот и славно, - капитан поднялся из кресла, неосторожно смахнув рукавом хаори чашечку, ударившуюся об пол и закатившуюся под кресло, - помни об этом, Изуру…
Они оказываются друг напротив друга ровно на один момент, который приносит призрак прикосновения – всего лишь ладонью к ладони, но это словно скрепляет обещание…

Shirosaki Hichigo
Отлично.) После подобных фанфиков я и проникаюсь персонажами.
Жду продолжения.)

«Последний Вздох»
Персонажи: Кира Изуру, Ичимару Гин


- Поздравляю, Кира-сан! – владелец магазина указал сложенным веером на снежно-белое хаори позднего гостя. – И давно тебя назначили капитаном?
- Вчера, Урахара-сан.
- И сразу – на грунт? Жестоко, анооо…
Капитан третьего отряда пожал плечами:
- Хватило времени отпраздновать. А мой отряд дежурит на этой неделе… Так что там насчёт нового прибора связи?
- Ах, да. Прибор…
Урахара запустил руку под стол, и выудил оттуда очередной сотовый телефон.
- Вот. Прошу, Кира-сан. Отслеживает Пустых и арранкаров, а также позволяет держать связь одновременно с тремя собеседниками. Правда, ещё не опробован… Но для этого я вам его и вручаю.
Кира повертел в руках прибор, откинул крышку, и незаметно вздохнул. Внутри все мигало и переливалось цветными огоньками… как обычно, без подробной инструкции не обойтись. А Урахара искренне считал, что принцип работы его приборов понятен даже Абараю…
- Э-э-э.. Урахара-сан… А что это за синий огонёк?
- Синий огонек – это арранкары.
- А, понятно… Что?! Арранкары?! Здесь, в мире живых?! Урахара-сан, сообщите группе поддержки, пожалуйста.
И синигами исчез – только воздух колыхнулся на том месте, где он только что стоял. «Неплохое шунпо.., - хмыкнул владелец магазина. – Но в одиночку-то зачем на арранкаров? Надеюсь, группа поддержки успеет вовремя…»

Синий огонёк на дисплее мигнул и погас, когда Кира был буквально в сотне метров от места. Синигами нахмурился, выплюнул сквозь зубы «Аканна-ааа», подхваченное у бывшего капитана, и потряс прибор. Ничего не изменилось. Арранкар не отображался. Кира огляделся…
Он был за городом. Точнее, на окраине – рядом шелестела волнами узкая река, вдали темнел лес, рядом с которым виднелся мост через реку, а на мосту… Синигами прислушался. Точно! Где-то там таял отблеск чужого рейацу – не арранкары, но… Но именно там, где прибор засек выходцев из Уэко Мундо. Туда.
На мосту, облокотившись на перила, стоял человек. В гайдзинской одежде – темные брюки (Кира вспомнил, что Абарай называл их «джинсы», и ругательски ругал за тесноту), темная рубашка, дзори на босу ногу… Человек, да… Но чьё рейацу недавно сотрясало здесь пространство?! И куда делись арранкары?
Кира вышел из шунпо в паре метров от человека, и тот выпрямился. Почувствовал? Кира покачал головой. Ещё окажется, что он тоже видит синигами! Благодаря Куросаки в этом городе появилось полно людей с повышенной духовной силой – что создавало определенные трудности в работе. Как, скажите на милость, появляться без гикая, когда чуть ли не каждый второй ошалело пялится на возникающего из воздуха типа в традиционной одежде и с мечом на поясе?! Кстати о мече… Волна знакомого ощущения толкнулась в сознание. Вабиске. Что случилось?..
Человек у перил вскинул руку, тормоша волосы на затылке, и Кира вздрогнул. Этот жест… Нет, не может быть… Светлые волосы, лежащие неровными прядями, белая кожа запястья – болезненно худого запястья… Ленивый поворот – и такой знакомый голос:
- А ты вырос, Изу~ру…

…Нет, их не винили. Лейтенанты подчинялись приказам капитанов – это вполне естественно для Сейрейтея. Не винили, и даже сочувствовали – не явно, нет! Но то и дело Кира ловил на себе эти взгляды исподтишка… И, когда становилось совсем уж невмоготу, шёл к Рангику. У роскошной красавицы всегда находилось саке, и нужное настроение. Иногда у Мацумото оказывался и Шухей – и тогда пьянка получалась молчаливая, какая-то яростная, и наутро страшно болела голова. Иногда Кира пил вдвоём с Рангику – это было проще, потому что над ними витал призрак только одного предавшего их человека.
Первое время они говорили о нём. Чаще всего – обвиняя. Вспоминая все отвратительные черты, издевки, мелочи, раздражавшие весь Сейрейтей… Потом –молчали… а иногда, когда из-за изрядной дозы саке реальность путалась с воображением, просто говорили. Какой он был. Не для всех – для них. Для этих двоих…
А потом эти пьянки стали совсем редкими. Говорить постепенно стало не о чем. А ещё спустя какое-то время Киру вызвал совет капитанов, и сообщил о новом назначении. Дескать, нельзя же оставлять отряд без капитана, а капитанов в третий желающих нет. К тому же, лучше Киры никто с ним не управляется… Кира выслушал, безразлично кивнул, и даже не вздрогнул, накидывая на плечи хаори с символом третьего отряда. Угли воспоминаний остыли. Покрылись золой…

... Гин Ичимару, предатель и экс-капитан третьего отряда, стоял перед ним, сунув руки в карманы, и привычно улыбался. Кира, не изменившись в лице, потянул из-за пояса занпакто. Бровь Гина насмешливо изогнулась:
- Аканна~а… с мечом на капитана, нэ, Изу~уру?
- Вы не мой капитан, Ичимару-сан. Прошу вас проследовать за мной в Сейрейтей для передачи в руки правосудия.
От холодно-отстранённого «-сан» улыбка Гина чуть дрогнула, однако голос не изменился:
- Правосудия мне хватало в Уэко Мундо. В лице Тоусена.

- Сожалею, но вам придется пройти со мной, Ичимару-сан.
- Не везёт! – пожаловался Гин в ночное небо. – Там предатель, тут предатель… Сбежал в мир живых, так и тут нашли… И те, и эти. Да ещё кто? Изу~ру… о, гомен-на!...
В одно движение Гин оказался за спиной Киры, и его дыхание, дразня, пощекотало шею синигами:
- …Не Изуру, а санбантай тайчо~о Кира-сан…нэ?
Столь же стремительным движением Кира вывернулся из полуобъятий, и его занпакто тихо вздохнул, вылетая из ножен. Гин покосился на застывшее у горла лезвие:
- Аканна~а, тайчо~о… Вы хотите меня убить? А как же правосудие? Надо же на ком-то проверить вновь отлаженное Сокиоку…
- Если вы не прекратите паясничать, и не пойдёте со мной, мне придётся сделать это. Я должен задержать предателя любой ценой.
- Должен – значит задерживай, - насмешливо согласился Ичимару, шагая назад. В его руке непонятно откуда оказался короткий меч… Шинсо.
- Омоте о агеро, Вабиске!


…Абарай Ренджи вскинул голову, и потряс за плечо рыжеволосого синегами:
- Эй, ты почувствовал?
Куросаки оторвался от подушки:
- Ренджи, твою мать!... Я что, каждый раз при пробуждении буду видеть твою татуированную физиономию?! Я не Бьякуя, мне это неинтересно!
- Не трогай капитана, придурок, в лоб получишь… Ты что, не почувствовал?
- Рейяцу?
- Да.
- Нет. Не Пустой – и ладно. Я спать хочу.
Абарай покусал губы. Знакомая сила… Кира? Может быть – кажись, на грунте дежурит именно третий отряд. Нарвался на Пустых? Сходить, что ли, проверить?...



…Короткий занпакто снова прошелестел мимо Вабиске, и полоснул по рукаву косоде. Кира, не глядя, сорвал остатки рукава, и швырнул в лицо Гина… «…Как в тот раз тайчо – в лицо Хитсугайе», - непрошено подсказала память. Только Ичимару не стал отбивать лоскут ткани, а просто отскочил назад, разрывая дистанцию. Противники замерли, восстанавливая дыхание. Кира стиснул зубы, исподлобья глядя на бывшего капитана. И пусть Ичимару – «бывший», а сам Кира теперь – санбантай тайчо, бой в его пользу как-то не складывался.
Тщетно Вабиске кромсал воздух, пытаясь задеть неуловимый силуэт с застывшей улыбкой. Все удары шли мимо. Короткий зампакто Гина ни разу не столкнулся с мечом Киры, не позволил продемонстрировать свою способность к удвоению веса… Закляшки кидо, брошенные в Ичимару, тоже не дали результата – часть из них он просто проигнорировал, от остальных уклонился. И теперь надо было срочно соображать, что делать!... Впрочем, время работало на Киру – группа поддержки была уже где-то недалеко. И нужно всего-то продержаться ещё какое-то время… Продержаться и не отпустить. Время… Кира разлепил сжатые губы:
- Что вам нужно в этом мире, Ичимару-сан?
- У, как холодно, тайчо~о… А может я по тебе соскучился?
Эти слова… так похожие на правду… Если бы не проклятая улыбка, режущая напополам бледное лицо! Улыбка, превращающая все слова в призрак правды, в шутку, намёк, издевательство!...
- Смешная шутка, Ичимару-сан.
- Яре-яре, Изу~уру… Или я хотел передать тебе письмо? И как раз раздумывал, занести ли Урахаре, по старой дружбе, или попросить об одолжении Куросаки-куна…
- Снова ложь. Знаете, Ичимару-сан, без вас в Сейрейтее не осталось лжи.
- Это наверное, так скучно, тайчо~о. Пожалуй, я тем более не вернусь в Сейрейтей.
- Такая уверенность, Ичимару-сан… Позовете своего арранкара?
- Арранкара? Хмм…
- Вы неплохо спрятали его рейяцу, когда я приблизился.
При свете луны улыбка Гина стала до жути похожа на лисий оскал.
- Поиграли и хватит, тайчо~о. Как я понял, вы ждёте подкрепления? Тогда вам придётся использовать бан-кай, чтобы спасти свою жизнь… Потому что шикая вам не хватит.
Голос бывшего капитана полоснул по нервам холодной сталью, и Кира сглотнул. Шутки кончились. Ладонь Гина мягко легла на рукоять Шинсо, левая нога скользнула назад, и Ичимару замер в привычной стойке.
- Ну же, тайчо~о! Похвастайтесь уже своим бан-кай…
Кира стиснул пальцы, чувствуя шершавую оплетку Вабиске… И вздрогнул от вкрадчиво-резкого:
- Икоросу…
- БАН-КАЙ!



…Абарай чертыхнулся и помчался быстрее, перескакивая через крыши. Кира активировал бан-кай?! Да с кем он там сражается, м-меноса ему в… глотку!... Ещё немного!... Кажется, вон там, у реки…

…Вабиске остывал в ладони, принимая форму обычного меча. Кира деревянными руками вложил его в ножны, и почти беззвучно спросил:
- Почему?
Человек, сидевший у сломанных перил, улыбнулся, не поднимая головы:
- Неплохой… бан-кай…
- Почему вы… вы бы успели…
- О чём вы… тайчо~о?
Кровь капает на камни, на белую кожу, на рукоять Шинсо, прильнувшего к колену хозяина, словно преданный пёс. Кира щурит глаза, вспоминая… «Икоросу…» - и всё. И улыбка. Обычная гаденькая, *нецензурная брань* улыбка сквозь вскипающий бан-кай Вабиске… Кира сделал шаг, другой, и опустился на колени рядом с изломанным телом бывшего капитана. Пола белоснежного хаори пропиталась красным от прикосновения к холодным камням моста. Под коленом зашелестела смятая бумага.
Кира машинально подобрал испачканный кровью конверт, бросил на него отстраненный взгляд. Его имя. «Кира Изуру». «Или я хотел передать тебе письмо?»..В конверте листок бумаги, на котором только одно слово, нацарапанное знакомым, страшно корявым почерком. «Прости». И всё. Ни подписи, ни объяснений.
- Зачем… тайчо?
- Наверное, я доигрался… Изуру…
Над неизменной улыбкой блеснули приоткрытые глаза – такого же цвета, что потёки крови, пересекающие белую кожу, и придающие лицу ещё большее сходство с маской кицуне.
- Это было …забавно… Уэко Мундо, меносы…
- Предательство – это забавно?!
- Неужели ты никогда… этого не чувствовал, Изу~уру?.. скука… Сейрейтей тонул в глухой скуке… Ну, синигами… потом – лейтенант… ну капитан… А дальше?... Просто уйти?.. не пустят – только Урахару однажды отпустили… и то до сих пор жалеют, небось…
- И всё... только из-за этого?!
- Ты тоже стал скучным… Изу~ру. Добил бы меня, что ли…
Снисходительная жалость в тихом голосе бросила Киру в дрожь. Нет, это не его тайчо. Это предатель. Всё прошло и забыто. Прошло и забыто… Кажется, ему удалось изобразить безразличие:
- Скоро здесь будет группа поддержки, и вас переправят в четвертый отряд, Ичимару-сан.
- Башня Забвения… лет этак на двести?.. Сокиоку – это конечно… развлечение… но смотреть на него лучше издалека…
- Тогда зачем?! – яростно спросил Кира, стискивая в кулаке ворот рубашки Гина. – Зачем ты припёрся сюда со своими арранкарами?! Почему тебе в Уэко Мундо не сиделось?!
- При исполнении… санбантай тайчо~о? Пытаетесь допросить, не дожидаясь совета капитанов?..
Кира чуть не застонал. Ему хотелось ударом кулака стереть с лица Гина эту чёртову улыбку, и одновременно тянуло забыть про всё, и просто прижаться к плечу капитана… бывшего капитана…
- Почему вы такая сволочь, тайчо? – беспомощно спросил Кира, и получил в ответ фирменное:
- Аканна~а, Изу~уру..
- Я думал… да ничего я не думал! Я же шёл за арранкарами! А тут вы…
- Арранкар был один. Он приходил за мной… и я его уничтожил.
- Значит…
- Точно… Я достал и Айзена с Тоусеном, Изу~уру…, - улыбка становится довольной, как у кота, дорвавшегося до дармовой сметаны.
- Но тогда…
- Кира!!!
Изуру вздрогнул и обернулся. К нему мчался Абарай Ренджи с занпакто наперевес. Красноволосый синегами успел только потрясённо выругаться, когда понял, над КЕМ стоит его приятель. А потом в наступившей на миг тишине прозвенел голос Гина:
- Икоросу…
- Ренджи, нет!!!
- Реви, Забимару!!!

…Белое хаори расцвело алым. Кира невольно отшатнулся, когда на его лицо попали теплые капли. Сильные руки Абарая сомкнулись на его плечах:
- Ты не ранен?! Он не успел?!
- Нет… Это не моя кровь. Я в порядке…
- Чёрт, Кира! Нельзя же спиной поворачиваться к такой гадине!!! Его ж даже твой бан-кай не прибил!! А если бы я не среагировал?!...
Морщась от крепкой хватки приятеля, Кира посмотрел на Шинсо, на тонкие белые пальцы, касающиеся клинка. «Он даже не взялся за рукоять…» В судорожно сжатом кулаке что-то зашуршало. Кира непонимающе посмотрел на смятый конверт, и сунул его за пазуху.
Рядом что-то возбужденно говорил Ренджи, хлопал Киру по плечу, что-то спрашивал… Кира кивал невпопад, не в силах отвести взгляд от уродливых кровавых пятен на камнях.
Пусто… Так пусто… И в пустоте тупо бьётся одна мысль… «Дурак вы, тайчо… И шутки у вас дурацкие…»…

Kira Izuru
Я чуть слезу не пустил.) Отлично пишешь, жду еще.

Супер)) Но Нной меня опередил((

Блондинчик, жду твоих следующих шедевров.

...душевный фанф. Просто душевный...

Ну, земляк... Ну ты и... Писатель... Хорошо написано... Цепляет... Жду ещё)))

Взято отсюда.
Лично мне дико понравился.
Персонажи: Нноитора/Нелиел.

Она Третья.
Он Восьмой.
Между ними – несколько кажущихся непреодолимыми ступеней силы.
Он настырен и неуёмен.
Она решительно недоступна.
Она бесит его так, как никто не может бесить в этой гребаной дыре.
- Но Ннойтра-сама, почему именно Нелиел-сама?
- Ненавижу эту суку. Как она может быть сильнее нас, мужчин?
Кажется, у него нет никакой другой причины ненавидеть, но с его норовом это и не нужно; Нелиел-сама права, Ннойтра-сама мыслит как зверь, а инстинкты говорят ему, что самцы должны быть сильнее.
Тесла видит это, но, как всегда, молчит, ведь ему не занимать рассудительности даже у Нелиел: он понимает гораздо больше, чем оба воина Эспады, вместе взятые. Это даже не проницательность, а, скорее, интуиция; все его чувства обострены собачьей преданностью, и он замечает буквально все: насколько голодно Ннойтра-сама смотрит вслед удаляющейся женщине, насколько отчаянно он пытается победить ее, с какой самоотдачей противопоставляет каждое свое действие ее поведению: безрассудство – хладнокровию, кровожадность – сдержанности, мужественное – женственному.
Как говорила Нелиел-сама, Ннойтра-сама по-прежнему ребенок; он следует малейшему порыву, и дух противоречия достаточно силен, чтобы вести его все глубже и глубже, заставить катиться по склону вниз.
Тесла прекрасно видит, что чем больше усилий Ннойтра-сама прилагает, чтобы доказать свою правоту Третьей, тем больше непонимания и неодобрения он встречает с ее стороны.
Тесла очень хорошо чует, что чувствует Ноитора-сама, и именно поэтому он беспокоится о нем и всякий раз допускает ошибку, проявляя чрезмерное внимание, уязвляющее гордыню Восьмого.
Теслу не пугают его физические раны, но всякий раз он ставит под сомнение вменяемость вышестоящего, и что-то у него внутри, пожалуй, сердце, подсказывает, что дальше будет только хуже.
Но он слишком хорошо знает Ннойтру-сама. А потому – молчит.


Нелиел, Третья из Эспады, на самом деле не придает большого значения силе.
Более того, она не получает ни малейшего удовольствия от сражений и не слишком любит держать в руках оружие; просто у арранкаров нет другого выбора, и быть сильным бойцом для нее – все равно что для нормальной человеческой женщины уметь готовить. Ничего особенного, обычная опция, прожиточный минимум.
Если у тебя есть сила, умей использовать ее; если у тебя есть сила, умей держать ее в узде.
Самоконтроль Нелиел считается лучшим в Эспаде и, кроме того, даже Айзен-сама отдает должное ее рассудительности.
Еще ни один арранкар не шлифовал свой интеллект с таким изяществом и искренностью, не читал столько книг, не учился стольким, казалось бы, ненужным вещам. В мире, похожем на зверинец с голодными чудищами, она словно родилась, чтобы стать образцовой женщиной с демократическими взглядами на мир.
В таких условиях сила – всего лишь способ защитить себя и уметь справиться с задачей без затруднений.
Вполне естественно, одержимый силой и вечно стремящийся победить ее Ннойтра вызывает только приглушенное непонимание и, кроме того, почти полное отсутствие интереса. Она даже воином его не считает – чудовище, движимое лишь инстинктами, не более того. Неплохая разминка перед обедом, агрессивное животное с улыбкой от уха до уха, что с него взять, главное, чтобы не мешал.
Нелиел достаточно сдержанна, чтобы не демонстрировать неприязни воткрытую, но ни о каком уважении или признании его достоинств и речи быть не может.
Павлин распускает свой хвост, однако птица перед ним – не пава: ей нет дела до красоты его перьев.


Он хочет ее победить.
Снова и снова он вызывает ее на бой – неизменно грубо, то прямо и четко, то стремясь подцепить оскорблениями и спровоцировать агрессию. Последнее никогда не бывает удачным методом: Нелиел лишь награждает его холодным взглядом, напоминая Восьмому его место, и без энтузиазма принимает вызов.
Она никогда не проигрывает.
Она даже никогда не напрягается.
Она всего лишь выдыхает, убирая в ножны свой меч, и непринужденно радуется, что успела до обеда и не доставит своим фрассьонам повода для беспокойства. Ннойтра не успел еще даже подняться с колен, а она уже и позабыла о его присутствии; когда же он, отчаянным рывком привлекая ее внимание, требует добить его, то слышит лишь отказ. Взгляд Нелиел кажется ему высокомерным, заносчивым, холодным, самодовольным, и он был бы рад разбить ее череп на сотни мелких осколков, но она недостижима.
«Я не считаю тебя воином».
Как же так, он же так старается быть сильным.

Этого мелкого (для Ннойтры все, кто ниже Эспады, «мелкие») арранкара Восьмой чуть не убил. Эта сволочь посмела прийти к нему с предложением «помощи»! Помощи, ему, Ннойтре! За такое убить мало, но Заэль (так его, кажется, звали?..) повел себя грамотно и принес извинения. Что-то там пролопотал про то, что знает способ и хотел всего лишь предложить свои услуги Ннойтре-сама, но, если он не выказывает желания воспользоваться ими, то он не будет мешать… и прочий вежливый бред. Ннойтра отпустил слизняка, но запомнил эту рожу с мерзкой ухмылочкой.
Интересно, что за метод он хотел предложить.


У Нелиел потрясающе красивая реяцу.
Она невероятно мощная, широкая, как цунами, и в то же время в ней нет разрушительной силы. Она мягкая и живая, словно каждую секунду разрастается сама по себе.
Когда Нелиел дерется, ее сила прорывается совсем понемногу, ведь, чтобы не слишком афишировать свою мощь, Третья очень сдерживается.
Ннойтра хочет заставить ее развернуться в полную силу. Он хочет доказать, что достоин таких усилий и является достаточной угрозой.
А может быть, он хотел бы утонуть в этой реяцу, захлебнувшись опьяняюще вкусной силой. Именно вкусной – потому что ничья другая реяцу не была такой притягательной и не вызывала такое чувство голода.
Наверное, если бы он сказал об этом Нелиел, она вновь назвала бы его чудовищем.

Порой Ннойтра просыпается, резко вскидываясь в кровати, и в бешенстве начинает крушить все вокруг. Тесле неизменно достается, но он сносит все со свойственной ему решительной покорностью. Впрочем, он даже лучше, чем сам Восьмой, понимает, откуда берется все это бешенство и ярость.
Обычно Ннойтре снится Нелиел.
Самый страшный сон – это когда она улыбается мягко и очень несвойственно ей, как улыбается разве что своим фрассьонам; тогда глаза у нее становятся отвратительно, до тошноты теплые, такие, что хочется вырвать или отрубить голову. А еще она, улыбаясь, будто смотрит на него, Ннойтру, и словно обнимает, и он прикасается рукой к ее мягким волосам. Он только потом понял, на что они похожи во сне - он уже был в мире живых, весной, он слышал запах свежескошенной травы и видел нежно-зеленый цвет под ярко-голубым небом.
Кажется, от волос Нелиел пахнет точно так же, и за это ее нужно убить, обязательно, жестоко, и лучше бы разрубить на куски и выколоть глаза.
И оставить прядь зеленых волос в качестве трофея.


Нелиел искренна, даже когда сдержанна, и в этом ее уязвимость.
Ннойтра ищет ее слабые места жадно, как ищейка, вгрызаясь в каждую подходящую цель с энтузиазмом охотника.
Он верит, что ахиллесова пята Третьей – в ее женской природе.
Он недолго думает над тем, как ударить по этой больной точке.
Он выбирает самый грубый и очевидный метод.

Застать Нелиел врасплох вполне реально, особенно если совершенно неожиданно подойти к ней без оружия и голыми руками сорвать ножны с перевязи и отшвырнуть ее меч как можно дальше.
Именно нелепость происходящего ставит Третью в очевидный тупик. В момент удивления ее глаза всегда распахиваются широко, а лицо остается нахмуренным. Это не похоже на испуг, но это проявление эмоций, а эмоции всегда льстили Ннойтре.
Она не успевает среагировать, она ведь даже помыслить не могла о чем-то подобном; длинные пальцы смыкаются на ее запястьях, слишком сильно стискивая тонкие кости, но она даже не морщится от боли, потому что Ннойтра опережает малейшее сопротивление, прижимаясь к ее губам в жадном поцелуе. Он слышит тихий стук от удара ее затылка о стену, жадно втягивает носом воздух и буквально ощущает кожей касание ее ресниц, когда она несколько раз изумленно моргает. Медленно. Молча.
Похоже, у Нелиел самый настоящий шок. Вызванная им нелепая беззащитность Третьей раззадоривает Ннойтру.


Трещит белая ткань; он, грязно ругаясь, клянет на чем свет стоит мундир Нелиел – пожалуй, самый закрытый во всем Лас Ночес, и потому самый неуместный: как можно, черт подери, прятать столь очевидное в своей архитипной женственности тело?
Эта [цензура] всего лишь отрицает самое себя, отрицает, что она такое, и желает казаться сильнее, чем она есть на самом деле. Она Третья, она зовет себя рыцарем и холодна, как лед.
А губы у нее теплые и мягкие, и кожа нежная-нежная.
Этот контраст вызывает ненависть, это обостряет желание.
Нелиел приходит в себя и изумленно обнаруживает, что Ннойтра прикасается к ней с той же яростью, с какой кидается в бой. В его глазах ровно то же выражение, с каким он заносит руку для следующего удара, и ругани она слышит ровно столько же, сколько и в обычном сражении, и даже движения – торопливые, резкие, размашистые, агрессивные.
У его желания победить и желания взять ее сейчас одинаковая природа. Как видит Нелл, природа звериная, упорная, грубая. И она отказывается от намерения сопротивляться.
Она не подчиняется. Она кормит зверя, откупаясь от него. Она позволяет ему пойти на самые крайние меры, чтобы все остальные потеряли всякий смысл. Она покупает свою дальнейшую неуязвимость.
Когда он рассечет ее маску, она даже не успеет поверить, что он действительно без тормозов, и «крайних» мер у него не бывает никогда.
А пока она всего лишь презрительно морщится; для них, арранкаров, физическая любовь не является даже способом размножения, и с точки зрения Нелиел это всего лишь какой-то рудимент от человекоподобия, не имеющий эмоциональной основы и значения. Самоконтроль Третьей превосходен, как всегда, и она замыкается в своей холодности, вновь положившись на идею разума как основу своего превосходства, отворачивается и ловит взглядом какой-то объект в пространстве, она уходит в себя, в то время, как ее тело ненасытно, жадно и голодно терзает Ннойтра.

Он целует ее кожу, он царапает, кусает, тяжело сорвано дышит, он, сам того не замечая, цепляется за малейшую деталь, стремится запомнить все, что видит, слышит, осязает: запах ее волос совсем не похож на запах травы, как ему снилось, а пахнут они так же, как ветер во всем Уэко Мундо, да еще немного ее кожей. И локоны немного жестче, чем он думал, но, протянув руку, чтобы прикоснуться, он всего лишь вцепляется в зеленые космы и с силой дергает их в сторону, словно пытаясь оторвать голову этим резким движением. Он же не может быть нежным, да и уже презирает себя за секундное помутнение и слабость, тут же пожелав отомстить Нелиел за то, что она посмела вызвать это подобие нежности.
Ннойтра берет ее как можно более грубо и зло, через слово матерясь и постоянно забываясь в ощущениях: он забывает унизить ее посильнее, не успевает уязвлять ее на словах, у него темнеет в глазах, его накрывает волной наслаждения, пусть сиюминутного, но такого опьяняющего, что это лучше любой драки, лучше всего на свете, и он зажмуривается, прижавшись лицом к ее горлу сбоку, и забывается.
Нелиел остается безучастна и молча терпит до конца.
Все завершается очень быстро, после чего она удаляется буднично и невозмутимо, даже не постыдившись порванной одежды. Она двигается без спешки, но быстро, как это делает всегда. Ни смущения, ни унижения: ничего не изменилось. Она уходит без слова, и ее спина все так же пряма, а голова вскинута все так же гордо.
Ннойтра настолько удивлен, что его злобы хватает лишь на один удар кулаком по стене – настолько слабый, что даже трещины не остается. Теперь его очередь быть шокированным.
Один только Тесла, который всегда оставался рядом, чтобы никто не помешал, понимает, что Ннойтра-сама не смог бы признаться в любви честнее и откровеннее.
А Нелиел даже не заметила, как самым жестоким образом отвергла его чувства.
В душе Ннойтры закипает гремучая смесь ненависти, гнева и отчаяния.


Уже на следующий день Восьмой, со свойственной ему горячностью, найдет Заэля Аполло и спросит, что за способ победы над Нелиел тот хотел предложить. Разумеется, арранкар немного поломается, пуская пыль в глаза и, поправляя очки, заметив, что нашел парочку сомнительных моментов в плане, и опасается, что такое рискованное мероприятие может поставить Ннойтру-сама под удар… Этой простой провокации оказывается достаточно, чтобы и без того уязвленная гордыня Восьмого взыграла с нездешней страстью – его взгляд выдает жгучий интерес и нетерпение, и он слушает Заэля со злым, кровожадным, предвкушающим вниманием.
Завтра Нелиел навсегда перестанет существовать как Третья из Эспады, к тому же, он сможет добить ее фрассьонов, кому она всегда так нежно и тепло улыбалась.
Он уничтожит все, к чему его так тянуло, отомстит этой суке за ее высокомерие и неприступность, и докажет себе, что он сильнее. Утвердившись в своей жестокости, Ннойтра хочет освободиться от рабства, от одержимости, с которой он всегда стремился к этой женщине; он думает, что станет непобедимым, и ему отчего-то кажется, что Нелиел – единственная помеха к такой жизни и смерти, о которых он мечтал.
Может быть, потому, что ему казалось, что этой подлостью он доказал свою правоту.
Может быть, потому, что он краем сознания принимал веру в то, что правда и сила на ее стороне.
А может быть, он просто не мог смириться с существованием чего-то, что он не мог не любить.

Вышвырнув Нелиел из Эспады, Ннойтра возненавидел ветер в Уэко Мундо.
Потому что ветер всегда нес запах ее волос.

Сугооооой, Нной-сама)))

ууу, слезы щастья, слезы щастья...Т___Т
при всей моей крепкой и жгучей любви к этому пейрингу, я готова слезу пустить))
аффтару огромнейший респект)...